15. 1995 г., Хеврон. Полицейский участок. Запись допроса Гершона Шимеса после самоубийства Биньомина

— Я понимаю твое горе, но это формальность, протокол надо заполнить.

— Спрашивай.

— Кто обнаружил Биньомина на чердаке?

— Дочь Сарра.

— Дальше.

— Я был во дворе, вошел в дом, она сказала, что Биньомина надо снять, потому что он сам не хочет. Я побежал на чердак. Он повесился в единственном месте, где это было возможно, прицепил веревку к стропилам…

— Почему ты снял его? Он был мертв, и правило такое, что надо вызывать полицию.

— В этот момент я не думал о полицейских правилах.

— Здесь лежат вещи — шорты, серебряная цепочка с брелоком в виде буквы «шин» и шерстяные четки. Это его вещи?

— Да.

— Почему у него в руках были четки?

— И я хотел бы это знать. Это меня больше всего занимает. В апреле, после первой попытки самоубийства, он сбежал из больницы и скрывался месяца два, пока его не поймала полиция. Он не говорил, где он был. Я думаю, что это была какая-то христианская секта, и они его держали насильственно.

— Почему ты так думаешь? У тебя есть какая-то информация?

— Нет. Он ничего не говорил. Но теперь я все узнаю. Он был бы жив, если бы не их вмешательство.

— Ты в этом уверен?

— Уверен. И этим должна была заниматься полиция, а не я.

— А вы делали заявление в полицию?

— Все это время меня продержали в тюрьме без предъявления обвинения. Я был лишен возможности сделать заявление.

— Ну, это я знаю. Ты проходил по делу Баруха Гольдштейна.

— Да. Меня держали без всяких оснований.

— Сейчас у нас другая проблема. Ты ссорился с сыном?

— Да. Только я не считаю его сумасшедшим. То есть сумасшедшим, но не в том смысле.

— Медицинские проблемы меня не касаются. Ты ссорился с ним незадолго до самоубийства?

— Да. Мы крепко поссорились, но он добился своего — я разрешил ему поехать в Россию к бабушке. Мне нечего скрывать — перед этим я влепил ему оплеуху.

— У него свежая ссадина на губе. Следствие оплеухи?

— Думаю, да. Мне нечего скрывать. Он мой сын, и это наши отношения, и они никого не касаются.

— Не касались, Гершон. Теперь ты должен подписать протокол. Сам должен понимать, что в подобном случае полиция должна исключить возможность убийства.

— Что? Как ты смеешь это говорить мне, отцу? Ты что, подозреваешь меня в убийстве собственного сына? Да я…

— Стой. Не лезь с кулаками. Я не считаю тебя убийцей. И об этом я напишу куда следует.

— Сволочи легавые! (Дальше текст непечатный). Вы всюду одинаковые!.. (текст непечатный). Вы бы лучше искали тех, кто держал мальчика в плену, кто вбил ему в голову этот протест к родителям! Ваша (текст непечатный)… полиция думает только о том, чтобы арабов не обидеть! О своих вы не думаете, своих граждан вы не защищаете! Задницы свои бережете! Лучше бы искали тех уродов, которые моему парню голову заморочили! Здесь вас нет! Да пошли вы!.. (текст непечатный). Я сам найду! Я сам отомщу!.. твое правительство… твой Рабин…

(Последний фрагмент произнесен по-русски. Перевел В.Цыпкин)