КАТОЛИЧЕСКАЯ ЦЕРКОВЬ И ПРОБЛЕМА САМОИДЕНТИФИКАЦИИ ШЛЯХТЫ ЗАПАДНЫХ ГУБЕРНИЙ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ (в исторической полемике второй половины XIX в.)

Анонимный автор в своей брошюре, посвящённой столетнему юбилею с момента падения польского государства, высказывает доминирующее в то время среди польских исследователей убеждение, что католичество является «той наивысшей силой моральной, которая на земле существует, единственным оплотом свободы и достоинства людского духа» [7, s. 5]. Политическое банкротство, дезорганизация и крах всех надежд шляхты на возрождение былой польской государственности - вот, каковы, по мнению автора, «результаты усилий наших на протяжении сотни лет» [7, s. 12]. Между тем, не всё ещё потеряно, убеждён он: «закон Божий учит нас, что Творец создал народы, способные к выздоровлению, поэтому и для нас есть выход, есть спасение, есть освобождение. Кто действительно хочет, и хочет не из побуждения собственного корыстного интереса, а ради всего общественного блага, того удача непременно не пропустит».

Таким образом, противопоставление местной шляхты новому правительству переросло из сферы политической в религиозную. Возвращение былой Речи Посполитой автор связывал с «благотворным» влиянием среди местного населения католицизма как напоминание о былом величии польского государства. Между тем, он выступает категорически против вооружённого восстания, наподобие тех, которые прошли в 1831 и 1863 гг. «Должны мы всегда учитывать две стороны жизни: одну для сил материальных, другую - для сил высшего порядка (т.е. духовных). Дабы достичь чего-либо значительного и результативного, нужно всегда стремиться, чтобы все эти стороны находились в равновесии». Зло непременно наступает тогда, когда в достижении своих политических целей общество забывает о стороне моральной. «Об этом часто забывали у нас те, кто начинали наши восстания». «Кто владеет истинными моральными качествами, тот знает, что жертва, воплощённая в молитве, всегда более эффективна, ибо добро нам приходит с Небес» [7, s. 19-20].

Остаётся, правда, непонятным, каким образом через одни молитвы автор намеревался добиться возвращения минувшего государственного устройства. Так или иначе, но здесь возникает ещё одно препятствие: «российское правительство, как указывает автор, систематически проводит притеснение католицизма в Западных губерниях империи», активно распространяя здесь православие. Подобным способом оно пыталось привлечь местную шляхту на свою сторону [7, s. 54 - 55].

Католицизм для польского населения был не просто религией. Он выполнял гораздо большую функцию, обосновывая т.н. польский мессианизм. Польша также, как и Россия, выступала во второй половине XIX в. с идеей «славянского единства», правда уже под своим началом. Россия для неё и вовсе не была славянской державой, а государством азиатским, безнадёжно отсталым, от которого нужно защищать всю Европу. Эту миссию и возложило на себя польское государство, правда, для более эффективного достижения выполняемой задачи ей необходимо было возродиться в прежних границах 1772 г. [1, с. 62-66] К сожалению, этот миф не потерял актуальности и для ряда современных польских исследователей [8]. Гильдеферинг заметил, однако, противодействие данному мифу среди самого польского населения. Он утверждает, что борьба эта явилась следствием привития славянской Польше чуждого ей латино-германского организма (т.е. католичества). Католическая шляхта же вовсе является чуждым элементом в крае [1, с. 66-67].

Между тем, у российского правительства на местный католический костёл были свои планы. Многие исследователи той эпохи обратили внимание на разницу в статусе, который имела католическая церковь в Речи Посполитой и православная - в России. Последняя отличалась большей зависимостью от верховной власти, польский король же в значительной мере сам зависел от католических епископов. Поэтому костёл в присоединённых землях имел большое влияние на жизнь местной шляхты. Это заставило сделать современникам вывод, «что не римский католицизм терпит в России гонения, а наоборот: он сам в союзе с польско-революционной партиею является нападающим. Распоряжения светской власти настолько обязательны для костёла, насколько признаёт их сам ксёндз» [6, с. 143]. Учитывая столь большое влияние костёла на жизнь местного населения, император Александр III в своей речи в Варшаве 11 мая 1856 г. обратился к высшему римско-католическому духовенству с требованием: «на вашей обязанности лежит внушить полякам, что счастье их зависит от полного их слияния со святою Русью» [6, с. 15]. Чтобы католическое духовенство не распространяло среди местного населения антиправительственные настроения, ему было запрещено «говорить на кафедре или издавать сочинения о делах политических» [4, пункт 19]. Запрещалось также распространять католицизм «среди иных христианских исповеданий и иноверцев», это могла делать только православная церковь [6, с. 81].

По мнению русского публициста Каткова, в том, что религия «стала политическим началом» в западных губерния, лежат ошибки самой России. Католикам, по его мнению, сознательно не давали почувствовать себя русскими. «Вредное действие католицизма в России происходит не столько от него самого, сколько от того положения, в которое он был поставлен нашею собственною правительственною системой. Наше правительство покровительствовало католицизму, как религии исповедуемой частью русских подданных, а, с другой стороны, допускало его существование лишь под условием полного и обязательного слияния с национальностью, которая им не признавалась во всех других отношениях (т.е. с поляками - С.З.). Налагая запрет на русский язык, заставляя римско-католическую церковь употреблять исключительно польский язык на местах, где прежде стояло польское государство, правительство возводило тем самым этот язык в обязательный политический принцип» [2, с. 223-224].

Вопрос о языке вероисповедания в католических храмах, возникнув в 60-х гг., вплоть до начала XX в. оставался предметом достаточно острых дискуссий. По мнению русского анонимного автора, опубликовавшего свою брошюру в Берлине, введение при употреблении религиозных обрядов католичества латинского языка, «что существует во всей вселенной», является одной из самых действительных мер для окончательного разрешения всего польского вопроса. «Не странно ли, отмечает автор, что в Самаре, Нижнем, Одессе и Казани, и даже в Москве и Петербурге, католики, состоящие из всех народностей мира, вынуждены слушать проповедь и Евангелие, петь гимны, крестить детей, венчаться и даже молиться за гостеприимного царя на польском языке?» Автор выступает за проведение проповедей на русском языке: «мне кажется ни один самый ярый папист не представит сколько-нибудь логических доказательств, почему католицизм несовместим с русским языком. Если в Германии католическая проповедь говориться по-немецки, в Англии - по-английски, в Китае - по-китайски, в Японии - по-японски, то почему же в России не говорить её по-русски» [5, с. 6 - 7]. «Внешняя обстановка католицизма должна быть русская на всём пространстве Российской империи». «Помещики, шляхта и бывшие чиновники всего западного края считают себя чистыми поляками, и не щадя жизни, всегда поддерживали всё польское - к этому их приручили с колыбели священники» [5, с. 9].

При этом другой исследователь отмечает, что «поляк - не есть термин этнографический, как, например цыган, это термин политический [2, с 222]. «Однако эти люди начинают теперь везде сталкиваться с русизмом. Земледелие стало тоже принимать другой вид, сотни ферм переходят в руки русских чиновников, а через несколько лет значительная часть помещиков будет русских, так что у польского помещика может и не быть другого близкого соседа, кроме русского, шляхтичу представится место управляющего или эконома только у русского… Национальное чувство людей, глубоко убеждённых, что они принадлежат к польской нации, сильно страдает и будет страдать всё больше и больше» [5, с. 10]. В таких условиях перед шляхтой западных губерний появляется проблема дальнейшей самоидентификации. Однако выбор её по-прежнему будет оставаться на стороне Польши, пока в костёлах будет продолжаться богослужение на польском языке. Это «оазис, сосредотачивающий всё для них родное, в коем они находят всё, к чему приручили их с колыбели, всё, питающее и разжигающее в них полонизм: перешагнув порог католической церкви, они вступают в совершенно иной мир, находясь в костёле нельзя не считать себя в Польше… И так очевидно, что в костёле полонизм обновляет свои силы и с новою энергиею возвращается к борьбе с русизмом, к борьбе с правительством». Существование данного источника полонизма препятствовало переходу шляхты в православие.

Автор предлагал ряд мер по исправлению положения. Главное из них - введение употребления русского языка в католическом храме. «Пускай всё совершается в духе чисто католическом, но на русском языке, тогда будет отнят существенный, главный приток полонизма, костёл совершенно потеряет своё политическое значение». Некоторые исследователи при этом высказывали опасение, что православные перейдут в католичество, если оно будет выражаться по-русски. Однако большинством такое убеждение не признавалось серьёзным. «Некоторые православные ходили в костел, и будут ходить, потому что в нём говорится языком панов, языком шляхты, а подражание людям, стоящим выше нас всегда было и будет характерною чертою рода человеческого, но по удалению из костёла языка панов уже незачем будет ходить туда простолюдину». Автор также считает необходимым «учреждение в Петербурге новой римско-католической семинарии на чисто русских началах. В ней учителя должны быть чисто русские православные, кроме учителей богословия, которые могут быть из славян-католиков или из иностранцев, но не из поляков [5, с. 10, 13, 16, 20].

Впрочем, единства по вопросу языка богослужения не было даже среди русских публицистов. В исследовании «Стоит ли вводить русский язык в костёлы западных губерний?» И.П. Корнилов отвечал однозначно - данная мера вряд ли к чему-либо приведёт. Польский язык в костёлах, по его убеждению, является скорее формой проявления полонизма, но не его сущностью. «Нет сомнения, что польский язык в костёлах западных губерний, чуждый тамошнему русскому населению, есть явление ненормальное», но истинными причинами господства здесь не русского, а польского языка является «гражданское первенство здесь польских магнатов и живущей политическими мечтами о золотых для неё временах Речи Посполитой католической шляхте» [3, с. 2].

Несмотря на видимое разногласие, конкретные меры по устранению польского языка из службы всё же были приняты. В 1864 г. издаётся закон о преподавании католицизма при подготовке будущих католических священников на русском языке. Все польские молитвенники подвергались переводу. Вслед за этим русский язык был введён и в само богослужение.

Однако, несмотря на относительную популярность этой меры в крае, всё же часть местной шляхты воспротивилась её проведению. Противники заявляли, что предпринимаемые меры идут вразрез с царским указом 30-х гг., «запрещающем вводить русскую речь в инословное богослужение». К тому же ксендзы ведут проповедь на русском языке «без разрешения своего духовного начальства» (т.е. Ватикана). Поэтому введение русского языка в службу они объявляли нелегальным. Пропольски настроенная местная шляхта предлагала «предварительно испросить у папы благословление на введение русского языка в костёлы взамен польского», а также вводить его не иначе, «как с согласия всех прихожан» [2, с. 232]. Правительство согласилось на данные условия, что, по мнению Каткова, предопределило погибель всего мероприятия, т.к. добиться полного единодушия в крае оно не смогло - слишком уж глубока была приверженность местной шляхты былому польскому величию. В результате русский язык из богослужения в католическом храме был вновь заменён польским.

Таким образом, и после включения польской шляхты в состав российского дворянства в его среде по-прежнему не было единства. Часть бывшей шляхты органически слилась с русским дворянствам, однако большинство продолжало придерживаться целей возрождения польской государственности. Русские же исследователи старались доказать необходимость окончательного слияния с братским народом. Обе стороны при этом опирались на религиозный вопрос. Религиозная проблема тем самым играла важную роль в исторической полемике второй половины XIX в.

Список источников и литературы

1. Гильдеферинг. За что борются Русские с Поляками / Гильдеферинг // Сборник статей, разъясняющих Польское дело по отношению к Западной России. - Вып. I. - Вильна: Тип. А.Г. Сыркина, 1885. - С. 50 - 69.

2. Катков, М. О Руском языке в католическом Богослужении / М.Катков // Сборник статей, разъясняющих Польское дело по отношению к Западной России. - Вып. I. - Вильна: Тип. А.Г. Сыркина, 1885. - С. 221 - 232.

3. Корнилов, И.П. Стоит ли вводить русский язык в костёлы западных губерний / И.П.Корнилов. - СПб.: Тип. Гл. упр. уделов, 1897. - 16 с.

4. Полное собрание законов Российской Империи. - № 19684

5. Последнее слово о Польском вопросе в России. - Berlin: in comission bei B. Behr's Buchhandlung, 1869. - 72 с.

6. Русско-Польские отношения. Некоторые замечания по этому предмету мысли, слова, речи, узаконения, размышления и разсуждения. Собрал из газет, журналов и отдельных изданий Библиофил. - Вильна: Тип. А.Г. Сыркина, 1897. - 178 с.

7. Gdzie przyszłosc Polski? Kilka słow do rodaków z powodu stóletniej rocznicy pierwszego rozbioru Ojczyzny. - Lwów: nakładem autora, 1872. - 67 s.

8. Tazbir, J. Polska przedmurzem Europy /J.Tazbir.- Warszawa: Twoj Styl, 2004. - 216 s.

Сайт Pawet: Хрысціянства у гістарычным лёсе беларускага народа. Частка 1. 2009