3. Богословский Факультет.

Свое среднее образование я получил в гимназии в Несвиже. До гимназии я подготовлялся сперва дома у нанятого учителя, а затем послал меня отец в народное училище в ближайшее село Крутой Берег. Это училище я окончил, проучившись в нем два учебных года. После некоторой подготовки меня приняли в первый класс выше начального училища в местечке Городее. Проучившись в нем два года, я перевелся в Несвиж в такое же училище, которое и закончил, после чего поступил в гимназию. Она и дала мне среднее образование, а также аттестат зрелости. Окончил ее в 1925 году. Учился я неплохо, но отличником не был.

С радостью закончил учёбу и надеялся хорошо провести летние каникулы. Гостил у сестры на хуторе. Стояла сенокосная пора, которую я любил. Жарким летом я простудился на сенокосе и заболел. У меня открылась чахотка в самой острой форме. Врач определил туберкулез легких. Моя сестра в панике. Хотя доктор мне не сказал о том, что у меня эта болезнь, но лекарства, которые он приписал, указывали мне на это. Я имел фармакопею и медицинские книги, которые помогли мне узнать свою болезнь. Быстро мои силы таяли, и я еле двигался от слабости. Усердно молился и просил Бога исцелить меня. Бывало так, что после горячей молитвы на душе становилось легко, и я забывал о своей болезни. Приходило утешение от Бога.

К концу лета моя болезнь ослабела, и я начал медленно поправляться. Осенью мне прислали из военного учреждения призывную карту для отбывания воинской повинности. Пришлось повиноваться приказу. Явился в указанный мне полк, который оказался артиллерийским. Поздняя осень: дожди, слякоть, а затем мороз. Солдату это нипочем. Обучения, гонки, верховая езда, маршировки ослабили мои силы, и я снова заболел. Меня отправили в окружной военный госпиталь для лечения. Пробыл в нем месяц и получил на год отсрочку для поправления здоровья. Уехал домой. Жалел полка и войсковой службы. Если бы не болезнь, может быть был бы польским офицером. Но не судил Бог. Хотя призвания у меня не было для военной службы, но молодость на все соглашается.

Дома новая печаль — тяжело больна чахоткой сестра Олимпиада. Ее муж в отчаянии, малые дети плачут, мать в постели. Вскоре она умерла, осиротив детей, овдовив мужа. Моему горю не было границ. Ведь она была у меня единственной сестрой, заменявшей мне мать с детства.

Проводя весну и лето в родном доме в Завитой, я много думал о себе и мечтал учиться либо на священника либо на врача. Одно и другое мне нравилось. Сватали разных невест для женитьбы, но я не интересовался этим вопросом. Мне хотелось учиться. О том, что в Варшаве открыт православный богословский факультет при университете, я не знал, поэтому думал ехать учиться в Болгарию. Медицины я боялся. К тому же нужны были большие средства, что мне было бы не под силу. Не знал куда направить свои стопы, чтобы выбраться из завитанского захолустья и деревенской жизни. Просил Божией помощи. Верил и молился.

Как бы в ответ на мои молитвы, Господь послал в Завитую посланца ко мне с советом поступить на богословский факультет Варшавского университета. Этим вестником был мой коллега из Несвижа, который учился в Виленской духовной семинарии. Он привез мне журнал с объявлением о приеме студентов на этот факультет. Я обрадовался, как неожиданному приезду ко мне моего коллеги, который никогда не бывал у меня в Завитой и не знал, где я живу, так равно и его известию. Мои мечты принимали реальные формы.

Подготовив все необходимые бумаги, я отправил их в Варшаву на имя митрополита Дионисия, руководителя факультета или декана. С нетерпением ожидал ответа, он сравнительно быстро пришел. В нем извещали, что меня приняли на первый курс с местожительством в студенческом интернате. Я обрадовался и возблагодарил Господа и Царицу Небесную. В письме сообщали дату начала занятий и адреса интерната и университета. Я почувствовал, что Завитая становится мне как бы чужой. Мое сердце и моя мысль устремлены в Варшаву и богословский факультет. Наш завитанский учитель, поляк, рассказал мне про красоты Варшавы и указал мне мой маршрут по городу. Я украсил свою голову белой студенческой фуражкой, считая себя уже студентом.

В Варшаву приехал я заблаговременно. С Брестского вокзала направился прямо пешком в интернат. Шел довольно долго, разглядывал по сторонам и рассматривал витрины. Варшава поражала меня своею красотою и городским движением: трамваи, такси, извозчики с лошадьми, пешеходы на тротуарах, высокие дома, широкие улицы, деревья, парки — все это меня интересовало. Незаметно для себя я пришел к большому зданию студенческого интерната на Белянской улице № 9. С этого дня и началась моя студенческая жизнь.

Профессора нашего факультета читали свои лекции в аудиториях здания университета. Поэтому мы, студенты, ходили их слушать из нашего интерната. Лекции читали в разное время: до обеда и после обеда, а иногда и вечером. Время лекции назначала администрация университета в зависимости от того, какая аудитория свободна, потому что в них читали свои лекции профессора других факультетов. Посещение лекций было необходимо, но не обязательно. Строгость в этом отношении зависела от самого профессора.

Состав наших профессоров богословского факультета в национальном отношении был довольно пестрым: румыны, украинцы, греки, русские. Русские и украинцы читали свои лекции на своем языке. Грек читал по-французски. Такой состав утверждало министерство просвещения. Студенты как-то приспосабливались к каждому профессору. Научных светил среди них не было. Все они были набраны наспех, когда открывался факультет.

На факультете первое время я увлекся чтением научных книг по разным предметам, которые меня интересовали. Для этого я проводил почти ежедневно много времени, с большим интересом читал и поглощал знания.

Все студенты богословского факультета жили в интернате, специально для них нанятом и оплачиваемом Министерством общественного образования и религии.

Порядок и дисциплина в нем имели целью подготовить достойных кандидатов в священство. В интернате студенты были обеспечены питанием и полным содержанием. Для этого содержались должностные лица: директор интерната в священном сане, воспитатель, интендант, заведующая кухней, уборщики и прислуга. Заведующей кухней была игуменья Зимненского женского монастыря на Волыни с несколькими монахинями. В помещении интерната находилась домовая студенческая церковь. Утром и вечером все студенты собирались в ней на общую молитву, а в воскресные и праздничные дни на Богослужения. На лекции своих профессоров ходили в университет. С 10-ти часов вечера и до 8-ми утра в выходные двери интерната были закрыты на ключ и никто не мог выходить из него или приходить позже без особого разрешения воспитателя или директора. Строгий порядок поддерживался как самими студентами, так и администрацией его.

Состав студентов богословия был довольно пестрым: русские, украинцы, белорусы. Украинские студенты отличались своим шовинизмом и между собою разговаривали только на своем языке, да и с русскими вели дискуссии на своем языке. Белорусы были более уступчивы в этом отношении. Классы и спальни были отдельно на несколько человек. В этой среде я чувствовал себя неловко, — сказывалось мое завитанское уединение. На молитву часто я уединялся в интернатскую церковь вне Богослужений. Там никто меня не видел и не мешал.

Православный богословский факультет при столичном университете был открыт стараниями Варшавского и всей Польши митрополита Дионисия (Валединского), магистра богословия Казанской духовной академии. Он же и лекции читал на этом факультете и состоял его деканом и руководителем. Начало существованию этого факультета было положено в 1924 году. Я поступил туда в 1926 году и кончил в 1930, а научную степень “Магистра Богословия” получил в 1933 году за сочинение: “Святой Димитрий, Митрополит Ростовский, как пастырь и учитель.” На факультете было установлено по общему Университетскому плану, что окончивший свой факультет, сдавший все экзамены и написавший магистерскую диссертацию, одобренную комиссией профессоров, получал научную степень “Магистра Богословия.” Кандидатской степени не было. Более способные и желавшие научно трудиться могли писать докторскую диссертацию на другом факультете. Таким образом наш богословский факультет, названный поляками “студией,” за время своего существования подготовил сотни богословски образованных пастырей в Польше до немецко-польской войны 1939 года. Некоторые из них, до 20-ти, были рукоположены в сан епископа в военное и послевоенное время, проходя свое служение в разных церковных юрисдикциях.

Своим богословским образованием, полученным на богословском факультете, я не ограничился, но пополнял его чтением и изучением богословских книг. Вместе с тем по своей педагогическо-воспитательской должности в интернате для студентов богословского факультета я изучал педагогику на гуманистическом факультете Варшавского университета и закончил ее в 1936 году с получением диплома об этом. В следующем году мне было предложено заняться исследованием с богословско-исторической точки зрения Великого катехизиса Киевского митрополита Петра Могилы. Эта тема была моей докторской диссертацией. Я охотно принялся за работу над ней и успел закончить ее к началу второй мировой войны (1939-1945). Изучение педагогических и других наук, а также работа над катехизисом сильно углубили мои познания из области богословия и педагогии, а также психологии.

На родине в то время образование и познание высоко ценилось. На чужбине же, в условиях эмиграции, я встретил совершенно иное отношение к этому. Здесь не спрашивают и не интересуются научными познаниями. Эта, область отодвигается на задний план и стоит на задворках. Зато на первый план выдвигается материальная сторона во всем разнообразии и привлекательности. Здесь играют важную роль: ловкость, беспринципность, жажда наживы и благополучия. Честность и скромность подавляются. В таких условиях знание и образование стушевываются.