11. Правящий Викариатством (1946-1950).

В сентябре 1946 года я получил из Синода предложение занять должность администратора или правящего Северо-Германским викариатством с местопребыванием в Гамбурге. Меня заинтересовало это предложение, хотя в Тирсгайме мне было спокойно и хорошо жить. Томило здесь только безделье, а в Гамбурге меня ожидала живая работа. Пригласивши себе в секретаря В. П. Януцевича из нашей группы, поехал в Гамбург. В то время еще не налажено было нормальное движение поездов, поэтому было тяжело ехать в переполненных вагонах пассажирами. Приходилось многими часами стоять на ногах, потому что сидячие места были заняты. После всяких затруднений в пути прибыли ночью в Гамбург. Ночевать остановились в бункере под вокзалом. Сквозняки, холодно, хотя топились печи. Спать не пришлось всю ночь, потому что не было места и на чем. Приходилось стоять и сидеть на цементном полу. Гамбург и все викариатство находились в Британской оккупационной зоне, но английских солдат нигде я не видел. Начальствовали немцы под надзором англичан.

Утром отправились пешком вдоль железной дороги в так называемое Архиерейское подворье по имевшемуся у меня адресу. Шли около часа. Нашли это подворье с трудом. Была ранняя пора, и в доме все спали. На звонок в дверях вышел заспанный Виктор Викторович и впустил нас в дом. Форма дома — длинный барак и посреди пристроен этаж. В нем помещалась оранжерея богатого купца еврея. Недалеко в саду стояла его вилла. Через улицу находилось большое озеро Альстер-зээ. Этот район был богатым, в нем находились виллы разных купцов. С одной стороны барака находилась церковь в честь блаженного Прокопия Устюжского чудотворца, посредине кухня и столовая, а дальше устроены были маленькие комнаты для жилья. Это помещение получил от английских военных властей архим. Нафанаил (Львов), который и устроил это подворье. Здесь митрополит Анастасий с митрополитом Серафимом рукоположили его во епископа. Его назначили в Мюнхен, а потом перевели в Париж, где он возглавил Западно-Европейскую епархию Русской Заграничной Церкви. В Гамбурге он управлял Северо-Германским викариатством. Но я, когда приехал туда, не застал его.

Войдя в дом, я увидел везде беспорядок и производимый ремонт. Кроме кухни, нигде не было помещения отдохнуть после длинной и утомительней дороги. Приютил нас у себя прот. Стефан Ляшевский, живший недалеко. У него я и остановился.

В Гамбурге существовала старая Свято-Николаевская церковь на третьем этаже Братского дома. В комнате рядом с этой церковью помещались два священника по имени Николай Черкашин и Николай Масич, бывшие с казаками и избежавшие от насильственней репатриации. Я знал их, когда они служили священниками у казаков в Италии. Мне приятно было встретиться с ними, как своими бывшими священниками. Свято-Николаевская и Свято-Прокопьевская церкви находились близко одна от другой, приблизительно с полкилометра.

В ближайшее воскресенье я совершал Богослужение в Свято-Николаевской церкви, потому что другая находилась в ремонте. Небольшая комнатная церковь была заполнена народом. Прилично пел хор под управлением диакона Петра Завадовского, эмигрировавшего позднее в Бразилию. Как полагалось, я произнес поучение. В другое воскресенье я служил литургию в большом лагере недалеко от Гамбурга в Фишбеке (отец Сергий Щукин… он ранее (до отъезда в Англию) был священником с беженском лагере Фишбек, Германия). Там проживало до двух тысяч православных беженцев из подсоветских Украины, Белоруссии и части России, которые были заняты немецкими войсками в войну. В этом лагере настоятелем церкви был игумен Виталий (Устинов), впоследствии епископ викарий в Бразилии, затем в Канаде — правящий епархией. Его помощниками были два священника: Николай Успенский и Сергий Щукин.

В соседней вилле с подворьем помещался так называемый Гамбургский комитет, состоявший из русских солидаристов, который занимался регистрацией русских беженцев, желавших переселиться в Марокко, Аргентину, Францию и в другие заморские страны. За свою работу члены комитета получали вознаграждение от регистрировавшихся лиц. На это они благополучно существовали. Сотрудником этого комитета и почетным председателем был еп. Нафанаил. За него они все стояли горой и надеялись на его скорое возвращение. Ко мне они отнеслись не только равнодушно, но недружелюбно, считая своим епископом Нафанаила (Львова). В этом духе они проводили агитацию в Гамбурге, в лагере Фишбек и в других лагерях. Это положение мне не нравилось, поэтому я решил отказаться и поехал в Мюнхен к митрополиту Анастасию.

Митрополит моего отказа не принял и уговорил меня возвращаться в Гамбург и управлять приходами в Гамбургской области. Ничего не оставалось мне другого, как только согласиться. Ослушаться я не смел. В Тирсгайме мне было хорошо, но служба — не дружба, надо быть там, где приказывает начальство. Заехавши на несколько дней в Тирсгайм, забравши свои необходимые вещи и попросивши не вычеркивать меня из своего списка жильцов, я уехал в конце ноября в Гамбург.

Помещения подворья так и не ремонтировались. Вел дело ремонта инженер архитектор фон Клодт, почитатель еп. Нафанаила. Кто-то ему дал распоряжение не производить ремонт — специально против меня. Догадавшись в чем дело, я нанял рабочих немцев и указал им производить ремонт с тем, чтобы закончить в ближайшее время. Увидев мое решительное действие, господин Клодт явился и начал руководить работами. Ремонт был закончен. Я поселился в комнате подворья наверху во втором этаже и начал регулярно совершать Богослужения в Свято-Прокопьевской церкви. Свято-Николаевскую церковь я предназначил для служения на немецком языке для православных немцев греков. Греки не посещали Богослужений, а немцы приходили. Образовался немецкий хор под управлением русского Якимца, был диакон немец, и я нашел студента мед. Бакгауза, принявшего православие с женою, которого подготовил и рукоположил в сан диакона и священника. Они совершали Богослужения по-немецки раз в месяц для немцев. Прот. Амвросий Бакгауз, хороший врач, совершает богослужения и поныне. Недавно он посетил меня в Буэнос-Айресе. (Апрель - Май 2000. В Святопрокопиевском храме в Гамбурге в пятницу утром — в выходной день, католический великий пяток — литургия Преждеосвященных Даров была назначена на 9:00 ч. Архиепископу Марку сослужил протоиерей Амвросий Бакгауз… По окончании литургии владыка Марк поздравил старшего священника нашей епархии, о. прот. Амвросия Бакгауза, с 50-летием его священнослужения и пожелал ему многая лета. Вестник Германской Епархии РПЦЗ. Прим. ред.)

В Гамбурге я имел свой автомобиль марки “Мерседес-Бенц” и своего шофера. Это обстоятельство помогало мне посещать все лагеря и города, в которых жили православные русские беженцы Ди-Пи и были свои церкви со священниками. Таких церковных общин и священников было в моём ведении 25. Все эти пункты я посещал преимущественно в престольные праздники церквей и иногда по особым поводам. Принимали меня радушно и торжественно. Везде в храмах пели отличные церковные хоры с опытными знающими своё дело регентами. Священники были все с богословским образованием и с пастырским стажем. Я уважал их и ценил, награждая иерейскими наградами по заслугам. Контакт с ними у меня завязался тесный. Они обращались ко мне во всех своих нуждах и получали от меня помощь. У многих из них были свои проблемы, которые мне приходилась помогать им решить. Пастырская дисциплина поддерживалась и нарушения ее не было.

Имея такое духовенства и подходящие условия, я свободно развивал свою архипастырскую деятельность. Первым моим предприятием было собрание духовенства на пастырские совещания и беседы. Это я устраивал дважды в году. В Гамбурге у меня не было подходящего помещения для собраний, поэтому я получил разрешение собрать всё духовенство в замке Имсгаузен в провинции. Там помещался лютеранский религиозный центр беженцев из Восточной Пруссии. Дирекция их центра мне предоставляла свое помещение. Мы имели там бесплатное питание за счет благотворительной организации помощи беженцам и квартиры для священников, а в замке каждому комнату отдельно со всеми удобствами. Наши собрания продолжались пять дней. В субботу священники возвращались в свои приходы. В течение дня профессора читали курс по разным богословским предметам: нравственное Богословие — проф. И. Н. Андреевский, каноническое право — проф. И. Шумилин, Священное Писание — проф. пастор Шмидт, церковный устав и пастырское Богословие — епископ Афанасий, философия — проф. Андреевский. Свободного времени не было. Но эти лекции необходимы были для поднятия религиозного и просветительного уровня наших священнослужителей. Все они когда-то чему-то и как-то учились, но забыли, а некоторые и совсем не изучали многих из указанных предметов. Моя цель состояла в том, чтобы воодушевить чем можно пастырей и вселить в них пастырскую ревность служения Церкви и народу. Никто из архиереев в Германии ничего подобного не устраивал. Один я трудился с ревностью для пользы других.

Во второй раз в году я созывал духовенство в Великом посту для пастырского говенья. Более подходящие условия для этого были в лагере Фишбек возле Гамбурга. Пастырское говение продолжалось три дня и заканчивалось соборным служением преждеосвященной литургии в среду. Сопровождалось говение ежедневными великопостными службами утром и вечером, а также пастырскими беседами об исповеди и других таинствах Церкви. Обсуждались методы, как лучше производить исповедь, чтобы она достигала своей цели. Уделялось много времени также на обсуждения вопроса подготовки к принятию Святых Тайн Христовых. Полагаю, что такие беседы необходимы были для пастырской и духовнической деятельности на приходах. С точки зрения духовной настроенности и пастырской ревности не все священники были на своей высоте. Таковых исправить было нелегко.

Не забывал я о молодежи. При помощи представителя Мирового Совета Церквей мистера Патерсона Моргана я созывал эту молодежь из лагерей в одном из центров YMCA для духовной беседы. Такие съезды молодежи продолжались пять дней. По моему приглашению читали лекции профессора Андреевский, прот. Иованович и др. Целью этих наших съездов — ознакомить молодежь с истинами Православия и учением Церкви. На съездах бывало столько молодежи, сколько могло вместить помещение YMCA. Здесь же выдавалась не только пища, но имелись комнаты для ночлега.

По моему ходатайству упомянутый выше Патерсон Морган от имени Мирового Совета Церквей снабжал наших православных беженцев, живших в лагерях, носильными вещами (костюмы, белье, разная одежда и т.п.). Распределяли эти вещи среди прихожан настоятели церквей с назначенным ими комитетом из мирян. Носильные вещи получали все, но не все нуждались. Некоторые эти вещи продавали немцам или обменивали на продукты. Бывали недовольные распределением вещей комитетами, но они при исследовании оказывались без основания.

Ко мне, как епископу, обращались сербские священники за помощью в разных своих пастырских нуждах. Главным образом я снабжал их Святым миром. Своего епископа Германии у них не было, а подчинялись епископу Дионисию, который жил в США и в Германию не приезжал. Епископ, узнавши о том, что сербские священники обращаются ко мне с разными просьбами о помощи, издал запрет обращаться ко мне, мотивируя, что русские епископы стараются русифицировать сербов. Сербские священники отнеслись к такому распоряжению еп. Дионисия весьма критически и постановили на своем собрании принести мне извинение за поведение своего епископа. Но и в дальнейшем они сохраняли со мною дружественные отношения и приглашали меня посещать их лагеря и совершать в их храмах Богослужения. Я охотно ездил к ним и молился с ними в их храмах. Всем своим лагерем они встречали меня торжественно с произнесением речей и угощениями по их обычаям. Многие из них уехали в Австралию, куда и я был назначен из Германии. Там я снова встречался с ними.

Сообщили мне в 1948 году, что в концентрационном лагере в Мюнстере заключены две тысячи сербских военных из партии Лётича, привезенных из Италии. Их готовы были английские власти передать коммунисту, диктатору Югославии Тито, на суд и расправу, как своих врагов. С трудом я получил разрешение английских военных властей в Германии их навестить. Это было в начале августа. Под определенным условием разрешение мне дали. Сделал я визит сперва коменданту этого лагеря, английскому полковнику, симпатичному и приветливому пожилому господину. Я приехал на своем автомобиле с шофером и секретарем, в качестве переводчика. Полковник принял меня гостеприимно, угостил кофе, а затем посадил меня и переводчика в свой автомобиль и повез в лагерь, который был обнесен высокой стеной в два ряда колючей проволоки, вокруг коего ходили английские патрули. Патруль при воротах спросил у полковника пароль и потребовал показать ему документ личности. После этого патруль отвалил тяжелые мешки с песком от ворот и впустил нас, закрывши их снова за нами. Как-то стало мне жутко: я очутился за колючей проволокой первый раз в жизни. Зашли в канцелярию, где были свои начальники. Я попросил созвать всех православных в часовню на краткое Богослужение — молебен. Комендант просил меня не затрагивать в своем слове или разговоре политики. Я обещал. На Богослужение прибыло человек 50 заключенных. Отслуживши молебен, я сказал им краткое слово, призывая их веровать в силу Божию и молиться об освобождении из заключения. После Богослужения меня пригласили снова в канцелярию, где уже были протоиерей сербский Н. Простран, брат Лётича, которые просили меня прислать им антиминс и священные сосуды для совершения Литургии в праздник Успения Божией Матери 15/28 (н.с.) августа, так как они хотят все причаститься перед смертью, потому что их хотят выдать Тито. На обратном пути из лагеря я просил полковника спасти их от выдачи коммунистам и тиранам. Он обещал мне сделать все, что сможет.

Спустя год после этого, зашли ко мне в Гамбурге два серба, бывшие заключенные в лагере Мюнстер, благодарили меня за посещение их и сообщили мне о том, что они выкопали подземный ход под колючей проволокой и в одиночку все бежали через выкопанный проход на свободу. Англичане не искали их. Теперь они уезжают в США на постоянное жительство. Я понял тогда, что все проделки их для свободы могли быть произведены только с ведома полковника, который хотел таким образом их освободить. Может быть он даже кому-то эту идею подсказал, но сам смотрел на это с закрытыми глазами.

В Британской зоне Германии я считался официальный лицом Православной Церкви. Мою подпись признавали во всех английских и немецких учреждениях. С 1948 года я получал месячное жалованье из немецкой казны, как епископ. Городские власти Магистрата приглашали меня на торжественные приемы церковных посетителей — иностранцев, как, например, Кэнтерберийского архиепископа. Эти же власти выдали мне свидетельство о том, что я являюсь гражданином города Гамбурга, который по старой традиции считался свободным городом — Ганзейским городом. Отношение властей ко мне было прекрасное. По-немецки я говорил тогда и не нуждался в переводчике. Но в серьезных случаях я брал с собою своего переводчика Н.С. Буняковского или С.С. Иванова.

Главная квартира ИРО предложила мне назначить представителя от русских для постоянной связи с этой беженской организацией. Я сделал ошибку, что пригласил Гамбургский комитет для совещания по этому вопросу. Но члены этого комитета сорвали этот вопрос своими интригами против меня, особенно его председатель. В результате я отказался от предложенной мне миссии назначения представителя от русских беженцев при Главной квартире ИРО, и его не было. Другие национальности имели своих представителей, а от русских не было. Гамбургский комитет пытался установить свою диктатуру в русских делах и никого иного не допускал. Однако власти не признавали этот комитет. Он существовал и действовал самостоятельно, как солидаристическая организация. Большой популярности среди русских Ди-Пи он также не имел: отвергали его диктатуру.