Перемены в белорусской Католической церкви

«Кардинал Казимир Свентек перестал быть главой белорусской Католической церкви» – эта новость с половины июня все обсуждается не только католиками, но всей белорусской общественностью. Что измениться в связи с этим, а если измениться, то в каком направлении? Кто станет новым пастырем Минско-Могилевской епархии и чего ждать от нового председателя Конференции католических епископов Беларуси (ККЕБ), епископа Александра Кашкевича? Какое значение все это имеет для белорусского общества и белорусского католицизма в частности?

В первую очередь нужно отметить, что перемены в иерархических структурах белорусской Католической церкви являются частью более масштабных реформ, начатых апостольской столицей во время понтификата Бенедикта XVI. Среди наиболее значимых кадровых перемен нужно отметить появление на посту государственного секретаря Ватикана кард. Тарчизио Бертоне (на место кард. Анджело Содано), а также кард. Джованни Лайоло на посту председателя Папской комиссии по делам Ватиканского государства и председателя губернатариата этого же государства (на место поляка кард. Эдмунда Шоки). Перемены произошли также в Польше. Уже год тому назад сменился Краковский митрополит, а в этом году на пенсию уходит глава Варшавской митрополии Юзеф Глемб. Нет, видимо, смысла выискивать какую-то «политическую линию» во всех этих переменах; они продиктованы, скорее всего, обычным желанием сделать церковные институты более функциональными и более экономными (что появляется, например, в мерах по уменьшению количества должностей в Римской курии).

То же самое и в случае перемен в белорусской Католической церкви. Уход на пенсию 91-летнего кардинала имеет простое и банальное объяснение: в таком возрасте слишком тяжело управлять архидиоцезией, исполняя при этом обязанности председателя ККЕБ. Нужны свежие силы, новые идеи и новые инициативы. Какие же аспекты религиозной жизни белорусских католиков требую этой «новизны» и «свежести»?

Прежде всего необходимо разработать концепцию поддержки «низовых» инициатив и сотрудничества с ними. Нельзя сказать, что до этого низовые инициативы не поддерживались: такие издательские проекты, как «Ave Maria», «Наша Вера», «Дыялог», или культурно-музыкальные, как «Магутны Божа», получили благословение и действенную поддержку со стороны белорусских иерархов. Тем не менее, часто давал о себе знать, к сожалению, « дух подозрительности», который проявился и в отношении к харизматической «Сообщества Иоанна Крестителя», и в отношении к «Союзу молодых католиков», и в отношении к некоторым попыткам устраивать встречи католической интеллигенции на местном уровне. Немногочисленные инициативы интеллигенции объединяться под опекой кокого-то священника обычно встречались с настороженностью и неприязнью со стороны высших духовных властей. Относительно «Союза молодых католиков» Казимир Свентек выдал довольно серьезное распоряжение, в котором запрещал священнослужителям и верующим поддерживать какие-либо контакты с этой организацией, а «Сообщество Иоанна Крестителя» вообще откололось от Католической церкви, главным образом из-за отсутствия компетентного душепастыря, который смог бы умело управляться с этим религиозным движением. Кардинал Казимир Свентек, при всех его больших заслугах и личной харизме, оставался ограниченным концепцией «приходского» католицизма и традиционных форм религиозности.

Вторым вызовом – в значительной степени связанным с первым – является проблема культурной и интеллектуальной замкнутости католического клира. Низжее духовенство существует в обществе будто отдельное сословие. Ксендзы не принадлежат ни к «простому народу», ни к интеллигенции, они отдают предпочтение к встречам в своем окружении, оперируют клерикальным диалектом и имеют завышенное чувство собственной исключительности. Этот «комплекс исключительности» и является главным фактором культурной изолированности духовенства. «Комплекс исключительности» часто сочетается с «комплексом неполноценности», порожденным отсутствием достаточного интеллектуального потенциала, чтобы вести содержательный разговор с интеллигенцией. Учителя, врачи, да и просто интеллигентная молодежь, с которыми ксендзы имеет ежедневные отношения, иногда ставят нелегкие вопросы, которые невозможно «сбыть» стандартными ответами. И ксендзы часто просто избегают разговоров с интеллигенцией на религиозные темы, поскольку в процессе этих разговоров бывает и так, что светские люди оказываются более образованными в богословских вопросах, лучше знают Библию и обнаруживают большую интеллектуальную культуру. В проповедях ксендзов доминирует приказной дидактический тон, который отталкивает всякого думающего человека.

«Комплекс исключительности» закреплен вековой традицией отношения к священнослужителю как к «святой личности». Священнослужители привыкли функционировать в обществе вне и над критикой, как некто, кого можно только хвалить, нельзя оценивать и, не дай Бог, упрекать. Они страшно возмущаются, когда представитель ГАИ наказывает их за превышение скорости, не понимают, как может председатель колхоза отказать им в выделении такого земельного участка и в таком размере, в котором они хотят, и глубоко оскорбляются, когда услышат со стороны прихожан какое-то критическое замечание. Эта ментальность наиболее устойчива на Гродненщине, меньше в центральных регионах страны, а еще меньше на востоке. На западе Беларуси, где в силу традиции в костелах достаточно прихожан, священники чувствуют себя целиком самоуверенно, и потому там чаще можно встретить ксендза с «синдромом священной коровы». В восточных регионах, где приходы иногда насчитывают пару десятков человек, священники кажутся более «человечными» и более натурально ведут себя с людьми. А люди, в свою очередь, не боятся, если нужно, покритиковать «святого человека» или намекнуть на то, что он мало работает.

С негативными проявлениями комплекса неполноценности католических священников имел возможность столкнуться сам кардинал. Во время одного из визитов в Гродненскую семинарию он рассказывал семинаристам, как, будучи уже кардиналом, приехал по какому-то делу к одному священнику. Поскольку он был одет обычно, хозяйка, которая открыла ему дверь, приняла его за обычного дедушку. «Ксёндз сейчас завтракает», - заявила она ему. «Ну, так хорошо, я подожду», ответил кардинал. Проходит пятнадцать минут, двадцать, полчаса – ксендз все «завтракает». Наконец через сорок минут послышался из-за дверей надменный голос: «Кто там?». «Я», - ответил кардинал.

Проблема надменного отношения священников к людям, трактовка их «свысока» неоднократно обсуждалась белорусскими иерархами. Но обычных напоминаний и призывов к священникам недостаточно, поскольку эта проблема довольно глубокая, она базируется на определенном этосе, который в этической литературе определяется как «фарисейство». А сменить этот порочный этос можно, прежде всего, путем стимулирования интеграции духовенства в более широкий культурный контекст, развития в нем способности к живому диалогу и умения выслушивать и принимать критику. Смена этоса, конечно же, не произойдет путем постановлений и распоряжений сверху. Однако то, что «верх» может и должен делать, так это идти навстречу тем священникам и клирикам, которые презентуют этос культурной открытости и могли бы осуществить отход от фарисейства в пользу этоса Христа, который характеризовался как открытостью в отношении к простым людям, так и готовностью разговаривать с образованными людьми. До сих пор, однако, «открытые»священники и клирики воспринимаются с подозрением, а концепция «приходского» католицизма предусматривала не столько интеграцию священнослужителей в культурный контекст, сколько их максимальную лояльность перед духовными властями да способность гарантировать лояльность со стороны прихожан.

Следующим вызовом является экуменизм и социальное обучение. Опять же, нельзя не заметить ряда важных шагов, сделанных белорусской иерархией в этой сфере. Среди значительных экуменических событий стоит отметить проведение совместными усилиями Православной и Католической церквей международной конференции «Христианство и взаимодействующее соседство духовных ценностей в Европейском сообществе» в декабре 2004 года или международный экуменический фестиваль «Магутны Божа», который ежегодно проводится в Могилеве с 1992 года. Были также изданы важные документы на тему социальной этики, как, например, обращение кардинала Свентека к священникам и верующим в связи с террористическим актом в Беслане, пастырское письмо ККЕБ о ценности жизни человека или письмо ККЕБ по случаю 15-летия восстановления структуры Католической церкви в Беларуси. В Первом документе появилось выразительное напоминание о существовании прав человека, во втором – о недопустимости таких практик, как клонирование человека и выращивание человеческих эмбрионов в качестве «запчастей», а в третьем епископы довольно резко осудили советский режим, «который последовательно и бескомпромиссно реализовывал свою атеистически-материалистическую программу (…) при отсутствии вмешательства Запада».

Тем не менее, как экуменизм, так и социальное вобучение проводились Католической церковью непоследовательно, можно сказать, как-то нелогично. Ряд важных экуменических проектов, инициированных или подержанных Католической церковью, удивительным образом сопровождается немым молчанием перед лицом явно несправедливого преследования белорусских протестантов и православной автокефалии. А социальное обучение , если есть, то характеризуется экскурсом в другое время-пространство: епископы критикуют либо прошедшую эпоху, либо деяния, которые имели место далеко от Беларуси. То, что происходит здесь и сейчас, как бы не задевает морального чувства белорусских епископов.

Четвертым вызовом для белорусской Католической церкви является необходимость разработки более ясной концепции употребления польского, белорусского и русского языков в костелах. Казимир Свентек, хотя и поляк по происхождению и хотя так и не научился говорить по-белорусски, но все же известный сторонник белорусского языка в литургии. Именно он довольно последовательно противопоставлялся как русификационным, так и агрессивно-полонистским тенденциям в Католической церкви. Это он в свое время категорически запретил приносить на торжества польские флаги, чем вызвал крайне неприязненное отношение к себе графа Прушинского, а среди белорусской интеллигенции получил даже репутацию «защитника белорусскости». Тем не менее, в масштабе всей Беларуси и дальше в этом плане нет «ясности». Приверженность Свентака к белорусскоязычию в некотором смысле компенсировалась неприязнью к нему гродненских духовных властей. Там в большинстве костёлов поныне нет белорусской мессы, дети поныне заставляют зубрить польскоязычные катехизисы, семинария поныне польскоязычная, несмотря на то, что спрос на польский язык обусловлен не столько национальным сознанием тамошних католиков, сколько отсутствие хоть какого-то культурного сознания.

Наконец, пятым вызовом является очерчивание роли орденов в миссии местного Католического костёла. Казимир Свентек с определенной настороженностью смотрел на ордена и монашеские общины. Эта позиция в чем-то понятна: ордена, особенно наделенные "правом экземпции" (исключенные из-под юрисдикции епископов и подчиненные непосредственно папе римскому), характеризуются большей самостоятельностью и могут позволить себе более смелое поведение в отношении местного епископа. Одновременно же монашеское движение с самого начала придавало особенный колорит христианству, вводило в него моменты спонтанности, разнообразия и придавало Церкви характер "семейной общины". Поэтому восстановление монашества в Беларуси благоприятствовало бы также "одухотворению" местного христианства, придало бы ему больше свежести и изменило бы вид костельной институции с бюрократически-юридического на братски-общинный.

Список "вызовов" можно было бы продолжать, он не ограничивается этими пятью перечисленными, но они кажутся наиболее значительными в нашем контексте. Что можно ожидать в связи з изменениями, которые произошли в белорусской иерархии? Откроет ли уход Свентека на пенсию возможности более эффективно исполнять названные задания, или наоборот, после его ухода миссия Католической церкви в этом плане будет ещё более запущенной?

Появление Александра Кашкевича на должности председателя ККЕБ и Антония Демьянко в качестве исполняющего обязанности апостольского администратора Минско-Могилёвской архидиоцезии особенных положительных изменений, вроде бы, не пророчит. Епископ Кашкевич - это человек очень религиозный, преданный молитве, вежливый в непосредственном контакте и неплохой дипломат. Однако он воспитывался в духе виленского польского традиционализма, главной составляющей частью которого является убеждение, что верность католической вере невозможна отделить от верности "польским корням". Немаловажно и то, что Кашкевич работал в Вильнюсе как раз во время наибольшего подъёма литовского национализма и антипольских настроений, а это усилило в нём и до того сильные польско-традиционалистские убеждения. Таким образом, председатель ККЕБ будет, скорее всего, союзником пропольских и традиционалистских тенденций в белорусской Католической церкви.

Антоний Демьянко - это человек деятельный и практичный. Он показал себя прекрасным настоятелем в Новогрудке, позаботился о том, чтобы реставрировать старейшую в Беларуси католическую святыню в городке Вселюб, был неплохим ректором в Высшей духовной семинарии в Гродно. Одновременно же этот "твердый" человек характеризуется отсутствием твердой позиции в общественно-культурных вопросах. Он знает белорусский язык, но никогда не позволит себе "согрешить" использованием этого языка в клерикальным окружении, интересуется общественно-политической жизнью страны, но не способен к самостоятельной оценке белорусских реалий, он может предложить бывшему заключенному Окрестина читать молитву во время пантификальной мессы, но сам в конечном итоге остается верным убеждению, что Милинкевич - это марионетка Америки.

Поэтому вряд ли приходится ждать каких-либо положительных изменений от белорусских епископов в новой конфигурации. Скептически оцениваю перспективы выхода навстречу первым четырем вызовам (поддержка низовых инициатив, преодоление культурной замкнутости католического духовенства, актуализация сациального обучения и отход от польского традиционализма на Гродненщине). Улучшения можно ожидать только в пятом пункте. Кажется, что Антоний Демьянко является сторонником восстановления монашества в Беларуси, а Кашкевич, скорее всего, поддержит его в этом. При всем этом нужно помнить, что новый расклад сил в белорусском епископате имеет переходный характер. Антоний Демьянко исполняет обязанности главы Минско-Могилевской архидиоцезии только ad nutum, т.е. до времени назначения на эту должность кого-то, кто получит звание архиепископа и будет постоянным пастырем архидиоцезии, должность главы ККЕБ, которую теперь занял Кашкевич, - кондициональная (кондициональность трёхлетняя с возможностью переизбрания).

В будущем (сложно сказать, насколько близком или отдаленном) нужно ожидать появления кого-то нового в белорусском епископате. Принимая во внимание, что понтификат Бенедикта XVI несет с собой редукцию польского элемента в костельных структурах (хоть эту редукцию нельзя воспринимать как специально запланированную акцию, она скорее "сопутствующий элемент" реформ), можно надеятся, что новым епископом будет не поляк. Возможно, будет им какой-то достойный человек среди сегодняшних белорусских ксендзов.

Насколько это все повлияет на восстановление и реформу в белорусской Католической церкви, пока сложно сказать. Сейчас известно только то, что сентенция Августина - еcclesia semper reformanda - в белорусском контексте чрезвычайно актуальна.