Все нужно менять

Не много где практикуется чин омовения ног в Великий Четверг, когда епископ при чтения Евангелия, в котором описывается, как Христос, показывая апостолам пример смирения, перед Тайной Вечерей омыл их ноги, обходит 12 священников, моет и вытирает им ноги, а также вступает в инсценированный диалог со старшим священником, который "исполняет роль" апостола Петра и сначала не позволяет омыть себе ноги. Когда-то на одного из священиков возлагалась и роль предателя Иуды, но с "иудами" вышла интересная история. Дело в том, что поначалу никто не хотел исполнять такую позорную роль, и тогда за нее в качестве компенсации стали доплачивать, что вызвало обратную реакцию - "иудами" резко пожелало стать множество священников, и роль пришлось вообще отменить.

Ежегодно в Великий Четверг после Литургии митрополит Филарет при множестве народа служит этот чин. Нужно отметить, что этот чин вызывает определенный интерес - где еще увидишь митрополита в таком виде и за таким занятием! Однако не отовсюду одинаково хорошо видно - нудно искать удачное место. На мой взгляд, самое удобное место для наблюдений - за спиной апостола Петра: отлично видно во всех деталях.

Так вот, в этом году произошел такой случай. Митрополит по обычаю обошел всех священников, омыл и вытер им ноги, немного попутали они с Петром реплики, ну и вернулся на кафедру, чтоб надеть все свои облачения. И вот, стоит митрополит с поднятыми руками, иподьякона его облачают, застегивают саккос, архидиакон с солеи читает "И облекоша Его в ризы Своя...", и тут начинает говорить митрополит - почти шепотом, но достаточно звучно: "Все надо менять..." И так важно говорит это, с таким внутренним напряжением, что начинаешь понимать - омовение ног действительно может изменить жизнь того, кто это делает, а также и жизнь всей Церкви. За эти секунды в голове пронеслись планы реформирования - и литургическое возрождение, и миссионерская деятельность, и преодоление клерикализма, и переводы богослужения на современный язык, и много еще чего, в том числе и личного... В этих словах "все надо менять" была заключена такая сила и такая надежда! "Все надо менять...", - звучит голос митрополита, - "все надо менять... Пуговицы отваливаются, петли надо менять..." - продолжает он. И понимаешь, что не видеть тебе ни литургического возрождения, ни переводов, ни еще много чего...

Когда я думаю о реформах в нашей Церкви - реформах обустройства, реформах богослужения, реформах внутренней и внешней жизни, то часто вспоминаю, что "все надо менять". И мне кажется, что жизнь запуталась в пуговицах и петлях, что жизнь положили в шкаф, как старое облачение, что жизнь - это даже не скисшее в холодильнике молоко, а молоко пастеризованное - оно долго сохраняется, но жизни в нем нет, и творог из него получится с трудом.

Но что же такое реформы? Реконструкция ли это образов прошлого, которые мы извлекаем из опыта Церкви? Или это поиск более соответствующих современной христианской жизни форм? И что такое реформирование - или мы изменяем Церковь, или она нас?